Я впервые приехала в КНР в 2013 году. За плечами у меня были три месяца изучения языка, туристическая поездка в Таиланд и тысячи часов чтения, прослушивания и просмотра произведений азиатской поп-культуры и классических вещей, поэтому жизнь в городе Циндао удивила меня не сильно. Я была готова. Зато мои новые коллеги из креативной индустрии, с которыми я начала работать сразу по возвращении домой, постоянно спрашивали: «Ты жила месяц в Китае? Расскажи-расскажи». В итоге мне пришлось дать лекцию о том, как выглядит современный Китай. Ничего особенного не было: мужики в подвернутых майках, дети, писающие на ступени буддистских молелен, странная еда и прекрасные парки. Однако у моих слушателей все это вызывало детское возбуждение и эмоции, пусть и не всегда положительные, но точно более сильные, чем те, что мог бы вызвать рассказ про поездку в Европу. Несмотря на то, что я уже давно занимаюсь другими вещами и не вижусь с теми ребятами, некоторые из них до сих пор отмечаются под моими постами из Китая, и, я верю, ждут их.
В этом году благодаря ЭКД я несколько раз оказывалась на серьезных мероприятиях, посвященных нашей новой дружбе с Китаем, и глядя на чиновников, журналистов и бизнесменов, которых судьба неожиданно свела с этой страной, я вспоминала лица своих коллег, слушающих рассказы про китайские детские штанишки: растерянность, смущение и вопрос «что это вообще?» в глазах. При этом, официальные лица изо всех сил, и, как мне кажется, без лицемерия пытаются найти ответ на этот вопрос для самих себя. На помощь пришел Бронислав Виногродский — большой человек в китаеведении, чей объем знаний о древней культуре этой страны немного пугает. Я слушала его лекцию, организованную Российско-китайским Комитетом дружбы, мира и развития, и видела выступление на канале Россия 24, после чего у меня созрело желание написать этот текст.
Текст о том, почему мы не понимаем (и не уважаем) китайцев, и почему Виногродский тут не поможет.
Когда россияне говорят о китайцах, обычно происходит столкновение двух позиций. Первая — они все отсталые крестьяне с рамочными мозгами, которых интересуют только деньги (в наиболее пошлой версии — они хотят захватить российский Дальний Восток). Вторая — они дети Конфуция, народ, который пять тысяч лет несет древнюю мудрость предков. Обе позиции имеют крепкую аргументацию, но в равной степени мешают развитию гуманитарного контакта между русскими и китайцами. Более того, к первому убеждению людей часто приводит система мифов, которую продвигают сторонники второго.
К сожалению, познавательно-популярные беседы о Китае, куда приглашают глубоко проникнутых темой Востока людей, обычно начинаются с Конфуция, пяти элементов и шести сторон света, а потом сразу переходят ко второй экономике мира и светлому будущему. Зритель же делает вывод, что китайцы — это сказочный народ с таким вот другим менталитетом, который нам никогда не понять, коллективно строящий свою великую мечту. (Честно, Виногродский очень крутой, но на его лекции мне казалось, что мы обсуждаем эльфов на сходке толкинистов). А потом этот зритель приезжает в Китай или слушает рассказы друзей, которые там бывают или работают, и его наполненное волшебными мифами сердце разбивается об откровенно низкую бытовую культуру, плохой сервис, сомнительное качество продуктов и прочие труднопереносимые китайские реалии. В результате, человек приходит к выводу, что КНР — это гадость, и навсегда отключается от этой темы. Вот и весь гуманитарный контакт.
Я сама однажды попалась на удочку древних мифов, и за время непосредственного общения с Китаем мне не раз очень хотелось бросить все это нафиг. Удержало меня то, что я смогла понять, почему Китай сегодня такой. И это открытие не только вернуло мне желание продолжать изучать этот мир, но и увидеть все с новой стороны.
Западные медиа и любители Востока тоже впадают в искушение видеть древность в каждом китайце и, например, отыскивать тайные смыслы в рабочей поездке Си Цзиньпина на родину Конфуция. Но если им это можно простить, то для нас подобная ошибка неприемлема.
Основная вещь, которую нужно усвоить: между нами и китайцами нет никакой культурной ямы, как нет и «китайской специфики», то есть врожденного китайского менталитета. Зато у нас есть практически симметричная история 20-го века и общее советское прошлое, которое для нас превратилось в пост-советское не пойми что, а для них — в очень затянувшуюся «перестройку». И мы, и китайцы в начале прошлого века жестоко разорвали связь с «великими предками» (оставьте старика Конфуция историкам, в конце концов), а потом приняли диктатуру пролетариата, что разрушило то, что называется высокой культурой, вымыло из людей художественный вкус и превратило нас в неприятных людей. Меня раздражает в китайцах то же самое, что и в моих соотечественниках, и во мне самой.
У нас на самом деле много общего. Недавно я нашла канал на Youtube «Fung Bros Comedy»: два брата из США, тайваньские иммигранты во втором поколении, делают классные видео об американских азиатах. Моя любимая часть — ролики про типичную китайскую маму. Я посмотрела десяток видео и поняла, что тоже самое можно было бы снять и о поколении наших родителей в России. Кто заводит бестактные вопросы о личной жизни, но боится говорить с детьми о сексе, свято верит в телевизор и наличие высшего образования, скандалит из-за пирсинга и татуировок, не перебирает холодильник годами, готов содержать своих детей до пенсии (их пенсии) и хранит дома пакет пакетов? Для белых американцев — все это дичь, поэтому им смешно, а для нас вполне обычно.
Когда очередной мужик со страшным звуком харкает на улице или кто-то снова закуривает в кафе, на двери которого висит знак «не курить», я больше не бешусь, потому что понимаю — подавляющая часть неприятных вещей в Китае вовсе не является «уставом чужого монастыря» или еще лучше — традициями, которые надо лелеять. Все это — незажившие раны Культурной революции, чье название, кстати, символизирует.
До 1960-х годов, китайцы, конечно, и харкали, и чавкали, но эти привычки, все же, являлись признаком определенной социальной страты, как и в любой другой стране. Этот социальный слой поддерживал своим трудом жизнь общества, но оказывал слабое влияние на курс его развития.
Однако, за время КР огромное количество людей прошло через исправительные лагеря, которые были фактически слиты с деревней колхозного типа. Таким образом, десятки миллионов китайцев в течение долгих лет привыкали жить одновременно с тюремными порядками и колхозными манерами (традиционная деревня уже не существовала, а об особенностях ведения коллективного сельского хозяйства лучше расскажут наши родители, которых посылали «на картошку»). Причем это касается заключенных и надзирателей в равной степени.
В результате Китай получил нацию с глубоко травмированной душой и разрушенной социальной структурой, где свобода одного не заканчивается там, где начинается свобода другого. Об этом хорошо написано в рассказах Чжана Сяньляна, которые переведены на русский. Их полезно читать параллельно с Солженицыным, который описывает истоки любви россиян к шансону и уменьшительным суффиксам. Но вернемся к Китаю.
Стремительная урбанизация и финансовые потоки сделали невероятное. За тридцать лет КНР превратилась в потрясающе развитую страну с системой скоростных железных дорог и золотыми небоскребами. Но люди, к сожалению, эволюционируют очень медленно. Это в принципе глобальная проблема — технологии и экономические условия меняются несоизмеримо быстрее образа жизни и взглядов людей. В Китае это видно особенно четко. Жили себе жили в хибарах среди чахлых полей и мусора, но вдруг приезжает строительная техника, все вокруг заливают бетоном и раз — ты теперь житель Шэньчжэня!
Городская прописка облегчает существование, но автоматически не избавляет от привычки плеваться, ездить как попало и по-свински чавкать. Будьте уверены, эти пережитки раздражают очень многих китайцев, и им неприятно, что мир воспринимает их как дикарей с деньгами. И тем более они не считают низкую культуру поведения, стадность, зашоренность и иногда откровенный шовинизм нравственным идеалом китайского народа, как россияне, надеюсь, не считают курение в тамбурах и хождение в туалет между вагонами естественными проявлениями загадочной русской души.
Жаль, что нас и китайцев объединяют, в основном, пережитки уходящих времен. Точнее, они нас как раз-таки разъединяют, так как эти вещи деструктивны по сути. Также важно понимать, что не все, кажущееся на первый взгляд сомнительным или неприятным в Китае, действительно плохо. Современная китайская жизнь — это клубок пороков, добродетелей, невероятной крутизны, азиатского позитивного безумия и плесени совка. Это клубок, который нужно разматывать день за днем и разбирать по ниткам. Сейчас, если меня попросят рассказать о Китае, я буду говорить совсем не то, что два года назад рассказывала тем ребятам.
Конечно, всегда можно просто отмахнуться от трудного и непонятного, но, если вы действительно начнете терпеливо распутывать Китай, то не только проживание в этой стране станет интересным и приятным, но и ваше мировоззрение расширится и обогатится, что крайне важно в нашем потрясающе новом современном мире.
Дария Остаева,
заместитель главного редактора ЭКД
