Фото: UN Photo/Eskinder Debebe
Всю прошедшую неделю мировые СМИ, эксперты и общественность обсуждали итоги саммита G20, который состоялся в китайском Ханчжоу 4-5 сентября. Подводя итоги, можно смело сказать, что знак вопроса в предложении «Все мы в одной лодке» сменен на уверенную точку.
Лидеры стран, обеспечивающих 85% глобального ВВП и представляющих две трети мирового населения, собрались в Китае на фоне летней волны антиглобалистских настроений, чтобы решить: вместе или порознь лучше преодолевать последствия мирового экономического кризиса и последовавшей стагнации. Принятый по итогам встречи в верхах «Ханчжоуский консенсус» гласит: в единстве – сила.
Открывая саммит, глава китайского государства Си Цзиньпин просил страны «большой двадцатки» не разбегаться по своим углам на фоне новых вызовов глобальной экономике и «инеграционного пессимизма». Он констатировал, что в мире «появились осложнения в плане экономической глобализации, наметились тенденции протекционизма и заботы только о нуждах собственного развития, система торгового мультилатерализма оказалась под угрозой». Озвученные китайским лидером озабоченности вполне обоснованы. За предшествовавшее ханчжоускому саммиту лето Великобритания проголосовала за выход из Евросоюза; провалились переговоры ЕС и США о Трансатлантическом торгово-инвестиционном партнерстве; оба кандидата на пост будущего президента Соединенных Штатов заявили об отказе поддержать инициированный ранее самим же Вашингтоном интеграционный проект Транс-Тихоокеанского партнерства (ТТП).
На этом фоне Си Цзиньпин призвал «продвигать либерализацию и упрощение мировой торговли и инвестиций… взять на себя обязательство не вводить новые протекционистские меры, принимать реальные меры для роста торговли… и интеграции глобальной экономики».
Призыв Китая был услышан: на все эти предложения «двадцатка» дала добро. В тексте «Ханчжоуского консенсуса» подписанты отмечают: «Мы подтверждаем свое неприятие любых форм протекционизма в торговле и инвестициях. Мы продлеваем срок действия нашего обязательства по неприменению новых и сокращению существующих протекционистских мер до 2018 года». Кроме того, страны «двадцатки» обязались до конца 2016 года ратифицировать соглашение по упрощению процедур международной торговли и призывали к этому других членов ВТО. По оценкам экономистов, вступление этого соглашения в силу позволит снизить транзакционные издержки в международной торговле на 15%, а глобальному товарообороту — расти на $ 1 трлн в год. Участники саммита также договорились разработать стратегию «двадцатки» по развитию мировой торговли, средние темпы роста которой упали с ежегодных 7% в 1990-2008 до менее, чем 3% в посткризисном мире. Поддержано и составление единых руководящих принципов инвестиционной деятельности.
Сделано также многое для укрепления мер взаимодоверия в рамках «двадцатки». Стороны обязались отказаться от манипуляций на международных рынках в угоду своим интересам. В частности, закреплены обязательства по отказу от попыток повысить конкурентоспособность внутренних производителей за счет искусственной корректировки национальных валютных курсов.
Пускай конкретики в итоговом коммюнике саммита маловато, но ее обилия и не ожидалось: крайне разноликим экономикам будет очень непросто достичь «консенсуса цифр». Как пояснил по итогам саммита Владимир Путин, «юридически обязывающих решений «двадцатка» на принимает, но ценность таких обсуждений и таких документов в другом: они задают как-бы тренд». Подтвержденный по итогам ханчжоуской встречи тренд в том, что без дальнейшего продвижения сотрудничества и интеграции глобальное экономическое развитие уже попросту невозможно.
Вместе с тем, так и не дан ответ на вопрос, что ляжет в основу наращивания глобальной интеграции в будущем. С провалом абсолютного большинства новейших интеграционных программ Запада, инициатива, де-факто, отдана в руки Китая. Сегодня КНР создает все новые механизмы для поддержки экономической взаимосвязанности. Примером тому – начавший работу в январе 2016 года Азиатский банк инфраструктурных инвестиций. Пекин успешно продвигает глобальные интеграционные инициативы экономического пояса Шелкового пути и морского Шелкового пути 21 века. К этим проектам на сегодня присоединились уже более 100 стран; с более, чем тремя десятками из них подписаны официальные договоры. Идет интеграция «пояса и пути» с другими структурами международного взаимодействия: в 2015 году Китай и Россия договорились о сопряжении экономического пояса Шелкового пути и Евразийского экономического союза. К концу нынешнего года эксперты должны представить план создания зоны свободной торговли Азиатско-Тихоокеанского региона. Договоренность о становлении этого крупнейшего в мире пространства свободной торговли, на которое будет приходиться 40% населения Земли, 48% мирового ВВП и 56% глобальной торговли, была достигнута в 2014 году на саммите АТЭС в Пекине. С провалом американской инициативы ТТП можно с уверенностью говорить, что ядром будущей крупнейшей в мире ЗСТ станет уже действующая с 2010 года зона свободной торговли Китай-АСЕАН, где КНР выступает «первой скрипкой».
Все это дает Поднебесной возможность стать лидером региональной и глобальной экономической интеграции. Однако примет ли Китай пальму первенства? Многие считают, что да, поскольку у КНР попросту нет другого выбора: она крайне зависима от внешних рынков, поэтому продвижение глобальной взаимосвязанности в целях обеспечения национальных экономических интересов за рубежом – ее кровный интерес.
Китай долгие десятилетия оставался экспортно-ориентированной экономикой. Пускай сегодня страна нашла новые движители роста — инновации и внутреннее потребление — в одночасье избавиться от зависимости от внешних рынков она не сможет, поскольку новые механизмы развития еще не окрепли. В частности, нет уверенности в стабильном и продолжительном росте внутреннего потребления, на которое делается основная ставка. Темпы роста розничных продаж в КНР из года в год постепенно замедляются. В 2014 они составили 12%; в 2015 — 10,8% вместо заявленных 13%; в первом полугодии 2016-го — 10,3%. Одновременно в китайском обществе растет норма сбережений. Если в начале века она составляла 23%, то к 2013 достигла 38%, а сейчас, по оценкам наблюдателей, уже приблизилась к отметке в 50% — самый высокий показатель в мире. Говоря проще, среднестатистическая китайская семья половину своих доходов откладывает в кубышку — эти деньги лежат мертвым грузом. Основные причины роста сбережений — укоренившаяся в китайском обществе неуверенность в будущем. В 2013-м Boston consulting group опубликовало данные по сберегательной психологии китайцев. Рекордные 58% респондентов признались: они стали тратить меньше, чтобы копить больше. Среди причин увеличивать свои сбережения первые три места заняли неуверенность в будущем/желание обезопасить себя (30%); стремление накопить на первичный взнос за покупку квартиры (33%); необходимость накопить на образование детей (25%). Три года спустя эти цифры по-прежнему актуальны. Более того, в нынешних условиях тенденция к накоплению растет на фоне увеличения факторов нестабильности. Замедляется экономический рост, идут сокращения зарплат и персонала в госсекторе, а прошлогодний кризис на фондовой бирже и двухгодичный — на рынке недвижимости снижают желание китайцев инвестировать свои сбережения. Августовский доклад Центрального института социализма признает: средний класс — основной движитель потребления — демонстрирует растущее чувство неуверенности. Еще одна проблема в том, что нынешнее молодое поколение китайцев не располагает потенциалом для развития потребления. Проведенный в августе соцопрос среди респондентов в возрасте от 19 до 35 лет показал: 28,4% не могут обеспечить себя самостоятельно и вынуждены просить денег у родителей; 26,2% «еле сводят концы с концами». 45,4% тратят меньше, чем зарабатывают, но возможность откладывать какие-либо серьезные суммы есть лишь у 4,3%.
Нестабильность новых движителей роста сохраняет зависимость Китая от внешних рынков для обеспечения национального развития. Именно эта зависимость десятилетия назад родила на Западе поговорку «Мир без Китая сможет, а Китай без мира – нет». Это топорное обобщение до сих пор во многом верно: КНР нужны зарубежные рынки для решения внутренних экономических вопросов. Китай стал заложником собственной экономической конъюнктуры, у него нет иного выбора, кроме как продвигать глобальную интеграцию и взаимосвязанность.
Пойдет ли «двадцатка» за Китаем? Многие факторы свидетельствуют, что да: страна, обеспечивающая на сегодня порядка 16,5% глобального ВВП и порядка 35% мирового роста, вполне может претендовать на права мажоритария в составлении планов мирового развития. Кроме того, растет и авторитет КНР на глобальной арене. Страна оказалась на втором месте в рейтинге самых влиятельных государств мира, составленном в августе политологами из США, Великобритании и Китая. Первое место удерживают Соединенные Штаты, «бронза» — у России. Рейтинг подготовлен по результатам опроса, проведенного среди 9,5 тыс. респондентов из стран «большой двадцатки». Авторитет КНР на мировой арене оценен в 6,2 балла из возможных 10. За год эта оценка поднялась на 0,3 балла. Причем в развивающихся странах роль Китая оценивают куда выше, чем в странах развитых: они поставили КНР соответственно 6,9 и 5,5 баллов. Все это дает Китаю шанс стать «большим собирателем большой двадцатки», предотвратить дальнейшую экономическую деинтеграцию.
Вместе с тем, лидерство в сфере глобальной интеграции далеко не гарантирует большого выигрыша для КНР. События последних месяцев доказывают: процесс глобализации не означает постоянного движения вперед. Выход Великобритании из Евросоюза продемонстрировал: интеграционные процессы в современном мире вполне обратимы. Более того, сегодня они начали замедляться и идти на спад: в Европе все чаще оспаривают эффективность экономического сообщества, США отказываются от поддержки Транс-Тихоокеанского партнерства, постоянно растет число торговых споров и разногласий. В этом свете нынешние обильные интеграционные инициативы КНР могут попросту не оправдать себя: все усилия Пекина по развитию взаимосвязанности могут быть сведены на нет национальным референдумом далеко за пределами КНР. В игре интеграционных процессов Китай рискует остаться «королем без королевства».
Палки в колеса китайского лидерства в региональных и глобальных интеграционных процессах может вставить и Вашингтон. Потеряв лидерство, США могут начать действовать против интеграционных процессов: ссорить соседей, ставить под сомнение истинные мотивы интеграционных инициатив. Зададимся вопросом: случайно ли то, что Соединенные Штаты практически одновременно отказываются от Транс-Тихоокеанского партнерства, объявляют о размещении систем ПРО THAAD в Южной Корее и начинают усиленно «баламутить воду» в Южно-Китайском море? Не пытается ли упустивший интеграционную инициативу Вашингтон компенсировать это усилением военного присутствия и «маханием кулаками»? Ответ на эти вопросы еще предстоит дать. Однако уже сейчас существуют основания полагать, что США гораздо ближе старая проверенная политика «разделяй и властвуй», чем новая инициатива «интегрируйся и получай общий выигрыш».
Наконец, еще один — и, пожалуй, основной — вызов китайскому лидерству в интеграционных процессах — это сохраняющаяся на Западе синофобия. Примером подобных настроений могут служить опубликованные 18 июля положения ЕС по стратегии в отношении КНР, которые демонстрируют серьезное недоверие к китайскому бизнесу. Документ больше похож на список обвинений, нежели на конструктивную стратегию. Это делает еще более зыбкими планы создания ЗСТ между ЕС и КНР к 2020 году. В Брюсселе, в частности, очень опасаются, что инвесторы из КНР «задавят» европейских конкурентов, заручившись финансовой поддержкой китайского правительства, которое всеми силами стимулирует выход национальных предприятий на зарубежные рынки. В «Решениях» прямо говорится: «Прямые китайские инвестиции в Европу должны осуществляться по законам и принципам свободного рынка. Евросоюз «с ососбым пристрастием» будет работать с рисками и перекосами, которые могут образоваться из-за прихода китайских компаний, имеющих преимущества благодаря господдержке». Обеспокоены в Евросоюзе и тем, что вместе с капиталом из Китая в Европу могут прибыть полчища гастарбайтеров. Страдающий от худшего со времен Второй Мировой кризиса беженцев Старый Свет пытается заранее перекрыть все возможные новые источники нелегальной миграции. Эта проблема Брюссель волнует настолько сильно, что в «Решениях» она упоминается целых восемь раз.
Все эти проблемы поддерживают серьезный недостаток доверия между Западом и Поднебесной. А в современной экономике доверие значит деньги, и очень большие. Госкомитет КНР по делам реформ и развития в 2014 году официально признал: китайский бизнес ежегодно теряет 100 млрд долларов из-за дефицита доверия. В глобальных масштабах эта цифра вырастает в разы.
Взвешивая все «за» и «против» своего лидерства в глобальной экономической интеграции, Китай на саммите «двадцатки» так и не смог дать вразумительного ответа на вопрос, готов ли он стать «кормчим» процесса дальнейшей глобализации. Риторика КНР в начале сентября была крайне разнонаправленной.
Многие официальные китайские СМИ прямо заявляли: да, хочет, может и имеет право. Большинство поднебесных медиа председательство КНР в «группе двадцати» уже давно по умолчанию называют «лидерством». Подтверждая заявку КНР на роль «первой скрипки» в глобальной экономике, агентство Синьхуа писало из Ханчжоу: «Образ Си Цзиньпина в окружении лидеров развитых стран и нарождающихся экономик – предельно ясный посыл о том, что все мы в одной лодке, а Китай обозначает курс вперед». «У Китая есть все возможности для того, чтобы направлять восстановление мировой экономики… У КНР есть все основания быть лидером: это самая густонаселенная страна мира, вторая по величине экономика и мощный локомотив глобального развития», — подчеркнуло крупнейшее Китайское агентство. После подобных материалов аудитории должно стать предельно ясно: КНР сейчас возьмется за мировую экономику и за волосы вытянет ее из трясины глобального застоя.
С другой стороны, официальная риторика китайского руководства такой уверенности никак не вселяет. В преддверии саммита «группы двадцати» в самой КНР стало раздаваться все больше голосов против чрезмерной вовлеченности Китая в решение глобальных проблем. «В китайском политическом истэблишменте и научных кругах стали постоянно говорить о том, что мир ожидает от нашей страны гораздо больше, чем она сама может предложить», — охарактеризовала ситуацию научный сотрудник Народного университета КНР Чэнь Чэньчэнь. В ходе ханчжоуской встречи в верхах речи председателя КНР изобиловали красивыми метафорами о том, что глобальный экономический «пирог надо сделать больше и разделить его ровнее», что Китай строит «общий сад», где «двадцатке» предстоит «хором исполнить» заздравную песнь глобального роста. Вместе с тем, за броскими цитатами осталось незамеченной важнейшая деталь: Китай возвращается к риторике пятилетней давности о том, что не может никому и ничего гарантировать кроме собственного – китайского – обогащения. «Само развитие Китая является нашим главным вкладом в мировую экономику», — этот принцип был основополагающим в ходе диалога Китая с зарубежными партнерами в конце прошлого десятилетия, на закате эпохи предыдущего председателя КНР Ху Цзиньтао. Приход к власти нового руководства во главе с Си изменил внешнеполитическую риторику официального Пекина, который стал активно развивать интеграционные инициативы и ратовать за расширение своего права голоса на международной экономической арене. Внезапно на саммите «деловой двадцатки» 3 сентября Си Цзиньпин вернулся к старым формулировкам о том, что основным вкладом Китая станет его собственное развитие. Он, де-факто, зачитал делегатам план 13-й пятилетки, намекая, что именно этот план и является главным подарком КНР мировой экономике. Это может выглядеть как угодно, но только не заявкой на лидерство.
Почему нынешний хозяин саммита «двадцатки» вдруг заскромничал? Видимо, потому, что в Пекине начинают понимать: лидерство в деле развития мировой экономики и глобальной интеграции Китай может «не потянуть» из-за нарастающих тенденций деглобализации с одной стороны и потери части мобилизационных возможностей национальной экономики на фоне рыночных реформ – с другой. Скорее всего, КНР повременит с заявкой на роль «первой скрипки», дабы не истощить собственную экономику чрезмерным рвением в глобальные лидеры. Как гласит самый популярный лозунг в КНР, «безопасность – превыше всего». Китай не намерен бросать внутреннюю экономическую стабильность на алтарь мирового лидерства.
Константин Щепин
