Картина, показывающая китайский рынок в Мехико. Примерно 1770-й год. Фото: Wikimedia Commons
Многие американцы думают, что китайская иммиграция на континент началась с развитием железнодорожных проектов в XIX веке. Но задолго до того, как в Сан-Франциско появился легендарный китайский квартал, в XVI веке Мехико стало домом для многих китайцев, а Тихоокеанский торговый путь из Испанской Америки в Китай еще 400 лет назад превратил Китай в «фабрику мира». Этот морской путь, ключевой источник серебра — главного «топлива» китайской экономики 250 лет назад, был открыт еще в середине XV века. Однако после падения династии Мин он был забыт и заброшен китае- и англоговорящими мирами. Издание Caixing Global поговорила с авторами книги «Серебряный путь: Китай, Испанская Америка и рождение глобализации, 1565-1815 гг.» и выяснило, как возник «серебряный путь», что это такое и почему сейчас Китай вспоминает свое историческое прошлое со странами Латинской Америки.
Новая книга «Серебряный путь: Китай, Испанская Америка и рождение глобализации, 1565-1815 гг.» написанная Питером Гордоном и Хуаном Хосе Моралесом, основателем международного литературного фестиваля в Гонконге и бывшего президента Испанской торговой палаты Гонконга, показывает, что именно испанский реал, отчеканенный в Мехико, был «первой глобальной валютой, подкрепленной транстихоокеанской торговлей», а не американский доллар. Авторы прослеживают истоки глобализации на примере манильских галеонов — кораблей, загруженных серебром и путешествующих от Акапулько до Филиппин раз в год с 1565 по 1815 гг. — а не закопченной индустриальной революции XVIII века в Британии. Европейцы, постучавшиеся в двери Срединного государства в XV веке, обнаружили, что китайцам не интересно ничего, что могли предложить европейцы, кроме единственной вещи — серебра.
«Навигационное судно Китая» — одно из первых западных изображений китайского судна, 1602. Фото: Les Grandes Voyges
Китай к XV веку использовал серебро в качестве усредненной платы налогов и вознаграждения за работу государственных чиновников, но в стране не было достаточных запасов металла, пишет Моралес. Губернатор Филиппин того времени, Хуан Ниньо де Табора, писал испанскому королю в 1628 году, что для китайцев «серебро — это их бог, и в их религии есть множество способов приумножить его».
История притока серебра в Китай началась после того, как испанский моряк Андреас де Урданета во время поисков мускатного ореха и гвоздики сел на мель около Молуккских островов или островов Пряностей, являющихся частью современной восточной Индонезии. Почти десять лет он изучал розу ветров Юго-Восточной Азии и занимался картографией в попытках вернуться домой. Однако только в 1529 году, когда Папа Римский решил разделить мир на испанскую и португальскую сферы влияния, Урданета смог вернуться в Европу.
В Европу путешественника вернули португальцы, доставив его в Лиссабон в качестве пленника и отобрав все карты в страхе, что Андреас де Урданета смог открыть кратчайший путь из Юго-Восточной Азии до Латинской Америки, который сможет разрушить португальскую монополию на глобальную торговлю специями. Однако, испанец смог сбежать в Мадрид и по памяти восстановить карты и передать их королю Испании Карлу V.
С ростом цен на перец и гвоздику в Испании приемник Карла V, Филипп II, стал искать путь в Латинскую Америку через Восток и Острова Специй. Урдането вернули из Новой Испании, современная территория Мексики, где он занимался обустройством ордена августинцев, и включили в новую экспедицию на Восток. И если ранее попытки испанцев открыть путь к Молуккским островам заканчивались неудачей, то корабли Урдането смогли достичь берегов Филиппин, ставших испанским торговым аванпостом в Азии. Именно восьмимесячная экспедиция испанцев открыла ворота для торговли между Азией и Латинской Америкой, и неотъемлемой частью этой системы был Китай.
Реплика первой карты Китая, сделанной Абрахамом Ортелией в 1584 году. Фото: Courtesy Juan Jose Morales
«Именно с этого момента мы можем говорить о появлении глобальной торговой сети. Все, что было после, это части уже связанного мира», — поясняет Моралес. По словам Моралеса, серебро, по сути, стало главной причиной для интеграции мировой экономики, так как на своем пути из Акапулько в Манилу оно тратилось на покупку китайского шелка, фарфора, лаковых изделий и индийского хлопка и специй.
«Увеличение и снижение поставок серебра могло влиять на экономику Китая и Европы, — заявляет автор, добавляя, что значительный вклад в развитие транстихоокеанской торговли внесли китайские мигранты, отправившиеся в Латинскую Америку. — Это был огромный поток мигрантов, преимущественно из провинции Фуцзянь, отправляющиеся сначала в Манилу и оттуда в Мехико». Китайцы «оживили» рынок Мехико XVI-го века, став важной частью культуры Мексики того времени. «Даже корневое значение слова «рынок» в испанском языке, «parián», произошло от названия китайского рынка на главной площади в Мехико в то время», — подчеркивает мистер Гордон, со-автор «Серебряного пути».
Влияние Китая на Испанскую Америку быстро распространилось на все сферы, начиная от моды и заканчивая гончарным искусством. Так, знаменитая манильская шаль, символ южной Испании, изначально пришла из провинции Гуандун, а керамика из Пуэбла, главного центра гончарного производства, подражала бело-голубой керамике Китая. Китайцы даже начали делать вещи, продававшиеся исключительно на рынке в Латинской Америке. Ярким примером таких вещей стала фарфоровая чашка в форме кокосового ореха, которые традиционно применялись для распития горячего шоколада и были известны в Мексике, как «jícaras».
Мексиканский реал с портретом испанского короля Карла IV, в Китае известный, как «Голова Будды». Фото: Courtesy Juan Jose Morales
О китайцах в Мексике в середине XVII века также осталось много письменных свидетельств. В 1635 году городской совет Мехико получил жалобу от испанцев на китайских парикмахеров, которые внезапно резко подняли цены. «Городской совет выселил всех китайских брадобреев в пригороды, но всего лишь спустя год они все вернулись, — уточняет Гордон. — В 1667 году в Мехико работали больше 100 брадобреев (большинство незаконно) из Азии».
Встречаются в летописях и курьезные случаи, в которых были замешаны китайцы. «В 1590 году один испанец, потерявший свой нос на Филиппинах в драке, заключил договор с китайцем-плотником, чтобы тот выточил ему новый нос, — рассказывает автор. — Испанец был очень рад, что сможет появляться на вечеринках, демонстрируя свой новый нос. Китаец же решил, что речь идет о большой сделке, и вернулся только спустя год с сундуком полным деревянных носов».
Кроме того, испанцы одними из первых описали Китай и перевели некоторые из классических конфуцианских текстов, тем самым став основателями такой науки, как китаеведение. Как считают авторы «Серебряного пути», «в то время мир узнавал о Китае от испанских мореплавателей и из испанских книг. Несмотря на то, что португальцы появились в Китае раньше и основали свой анклав в Макао, информацию о Китае в Европе они не распространяли».
Китайский вариант «jícara», чашки в форме кокоса. Фото: Museo Nacional de Artes Decorativas/ Madrid
Так, Мартин де Рада, первый испанский посол в Китае, в 1575 году первым понял, что государство Cathay, которое Марко Поло открыл во время своего кругосветного путешествия, это и есть Китай. Хуан Гонзалез де Медоса написал фундаментальный труд по истории Китая «История великого государства Китая», практически сразу переведенный на английский, голландский, немецкий и другие европейские языки.
Но манильские галеоны, поддерживающие трансокеанскую торговлю на протяжении 250 лет, постепенно ушли в историю после 1815 года, когда Мексиканская война за независимость (1810-1821 гг.) достигла своего пика. Тем не менее, мистер Гордон делает поправку, что об этапе активной транстихоокеанской торговли XVI—XVII века «забыли англоязычные люди», но никак не испаноговорящие. «История ранней глобализации времен манильских галеонов постепенно подменяется новым изложением: Индустриальной революцией, эпохой Просвещения и свободной конкуренцией капитализма. И это изложение имеет очень четкие философские основы — либеральную политическую систему, главенство закона — которые по мере продвижения становятся нечто большим, чем просто англо-саксонская политико-экономическая философия», — объясняет исследователь.
Однако, как считают авторы книги, постклассическая экономическая модель не объясняет рост средневекового Китая, в связи с чем изучение средневекового процесса глобализации позволит по-новому взглянуть на развитие современного Китая с его инициативой «Одного пояса — одного пути». «Чтобы действительно понять, где мы находимся сейчас, мы должны расширить свои знания о 1565 годе, — утверждает мистер Гордон. — Ранний период глобализации не управлялся ни одной из стран». Фактически, авторы говорят о том, что интерес Китая в XXI веке по отношению к странам Южной Америки — это отголоски ранних исторических контактов, а само сотрудничество с Поднебесной — возможная альтернатива после выхода США из Транстихоокеанского партнерства.
Подготовила Екатерина Хохлова
