Парацетамол, витамин С, порошок из рогов буйвола… ЧТО?! Во время своей первой поездки в Китай я сильно простудилась. В местной аптеке мне дали пачку капсул — внутрь 3 раза в день по одной — с таким забавным составом. Болезнь ушла через два дня. Отличное оказалось лекарство, без побочных эффектов, хоть и неприятно отдавало холодцом.
Позже я слышала истории от наших людей о том, как мастер акупунктуры высушил им пять грыж на позвоночнике, и теперь «всей семьей у него лечимся». Таким образом я с уважением относилась к традиционной китайской медицине, пока не начала читать современную же китайскую литературу. Лучшие гуманитарные умы КНР не верят в толченые рога и вставляют в свои произведения эпизоды с народным целительством, чтобы выразить боль за Отечество. Давайте попробуем понять, почему они принципиально отрицают один из основных символов своей страны.
Революционный классик Лу Синь до сих пор остается наиболее радикальным литературным противником ТКМ (традиционной китайской медицины), и на это у него была личная причина. В ранней юности писатель потерял отца из-за отсутствия адекватной медицинской помощи. Так, он пишет в предисловии к сборнику рассказов «Клич»:
«Лечил моего отца знаменитый врач. Основной состав прописываемых им лекарств был каким-то странным и достать его стоило большого труда: зимние корни камыша; сахарный тростник, простоявший три года под инеем; спаренные сверчки; пиндиму (лекарственная трава) с плодами, но отцу становилось все хуже, и он умер». — (перевод с китайского Вл. Рогова; Лу Синь, собрание сочинений том 1, Гослитиздат, 1954)
История с болезнью отца подтолкнула Лу Синя к получению медицинского образования в Японии. Он был впечатлен прогрессом, которого добились соседи после капитальной реформы здравоохранения, и хотел принести своим соотечественникам эффективные методы лечения. Позже жизнь все-таки привела его к писательству, но с проблемой он не смирился и часто поднимал эти вопросы в своих текстах. Так, в рассказе «Завтра» у молодой незамужней женщины по имени Шань Сы маленький ребенок заболевает сильной простудой. Она собирает все свои скромные сбережения и несет малыша на прием к местному целителю.
«Было еще рано, но у Хэ Сяо-сяна уже сидели четверо больных. Шань Сы вынула из кармана несколько монет и купила билетик с предсказанием. Подошла очередь Бао-эра. Хэ Сяо-сянь стал двумя пальцами прощупывать у ребенка пульс. Ногти у Хэ Сяо-сяня были длинные, как у великого ученого, так что Шань Сы даже удивилась и подумала: «Бао-эр обязательно поправится.» Однако у нее не хватило сил скрыть свою тревогу, и, не утерпев, она робко спросила:
— Господин, скажите, что с моим Бао-эром?
— У него стеснение жара.
— А это не опасно? Он…
— Пусть он сперва проглотит две пилюли.
— Ему трудно дышать, у него дрожат ноздри.
— Это огонь побеждает металл…
Оборвав себя на полуслове, Хэ Сяо-сянь закрыл глаза, и Шань Сы не посмела еще раз обратиться к нему с вопросом. Сидевший напротив Хэ Сяо-сяня человек лет тридцати успел тем временем выписать рецепт. Указывая на несколько иероглифов, написанных в углу рецепта, он сказал:
— Эти пилюли — лучшее лекарство для детей. Они имеются только в аптеке “Цзи-ши-лао”, принадлежащий семье Цзя». — (перевод с китайского В. Васькова; Лу Синь, собрание сочинений том 1, Гослитиздат, 1954)
Несложно догадаться, что же в итоге произошло с Бао-эром.
Лу Синь умер в 1936 году, задолго до прихода к власти левых сил, так и не узнав, что в 50-е годы начался ренессанс традиционной медицины. Китайское правительство признало ТКМ национальным достоянием и легализовало эту деятельность, открыв ряд высших учебных заведений для подготовки специалистов. Интересно, что в тоже самое время покойный Лу Синь официально считался любимым писателем Мао Цзэдуна, а его цитаты имели не меньший вес, чем высказывания председателя.
Впрочем, в 1930-е годы атаковать традиции было для революционных писателей хорошим тоном. Еще один классик Мао Дунь в повести «Осенний урожай» так описывал крестьянскую философию лечения:
«Тун-бао стал поправляться лишь к концу пятого месяца по лунному календарю. Лекарств он не признавал, если не считать «чудодейственные» пилюли, которые его сноха Сы-данян дважды испрашивала в храме у Бодисатвы. Старик был убежден, что нужда делает человека выносливым, крепким, и он без всяких лекарств изгонит вселившегося в него злого духа». — (перевод с китайского Л. Урицкой; сборник «Дождь»: рассказы китайских писателей 20 – 30-х годов, Художественная Литература, Москва, 1974)
Однако ТКМ представляется в литературе не просто обманкой для темного люда, которая сама отомрет, стоит лишь дать народу современную качественную медицину. Через практику традиционного лечения писателями открывается гуманитарная катастрофа китайской души. Безусловно, самым острым углом традиционного многогранника здоровья является использование «человеческого материала». Если уринотерапия скорее вызывает смех, чем опасения, то этичность применения плаценты и внутренних органов — серьезный вопрос и для западной науки. У мастера китайской деревенской готики Мо Яня есть рассказ «Эффективное лекарство» («灵药»). Старая мать обычного сельского жителя почти потеряла зрение из-за катаракты. Местный знахарь назвал причиной болезни воспаление трех внутренних полостей, поэтому лекарство должно быть веществом холодным и горьким по теории «пяти элементов» у син (五行).
«Знахарь велел отцу взять свиной желчный пузырь и уговорить мать выпить содержимое. Это должно было немного прочистить ее глаза.
— А козий пузырь как? — спросил отец.
— Козьи тоже подойдут, — ответил знахарь, как и медвежьи. А вот если бы тебе удалось раздобыть желчный пузырь человека… ха-ха… Я тогда совсем не удивлюсь, если твоя мать полностью прозреет». — (перевод с англ. автора статьи; Mo Yan «Shifu, You’ll Do Anything For A Laugh», Arcade Publishing New York, 2001)
Добыть человеческие желчные пузыри оказалось нетрудно, так как в ту пору в деревне регулярно проходили суды и публичные казни через расстрел. Герой рассказа вместе с маленьким сыном прокрадываются к телам только что убитых односельчан, забирают нужные органы и возвращаются домой с волшебным лекарством. Больная женщина проглатывает желчь и спрашивает, от какого она животного. Тут мальчик не выдерживает и кричит, что она от Ма Куйсаня и Луань Фэншаня. Услышав это, бабка падает замертво.
Похожую историю Лу Синь рассказывал еще в «Снадобье» — одном из своих первых произведений, датированном 1919 годом. Старый хозяин чайной лавки по фамилии Хуа пытался вылечить единственного сына от чахотки с помощью рисовой булочки, пропитанной кровью казненного.
«– Эй! Давай деньги, бери товар.
Перед старым Хуа остановился человек весь в черном, глаза его сверкали, как кинжалы. От его пронизывающего взгляда старый Хуа весь съежился. А тот протянул к нему свою огромную руку с раскрытой ладонью, держа на другой пропитанную свежей кровью круглую пампушку, с которой стекали красные капли. Трясясь от страха, старик поспешно нашарил деньги и хотел передать их человеку в черном, но никак не решался взять у него красную пампушку.
Черный, вспылив, заорал:
– Ну, чего испугался? Почему не берешь?
Пока старый Хуа колебался, черный отобрал у него фонарь, сорвал с него бумагу, завернул в нее пампушку и сунул ему в руку.
Затем, схватив деньги, перещупал их и, уходя, проворчал:
– Вот старый дурак…
– Кого это ты будешь лечить? – вдруг послышалось старому Хуа, но мог ли он сейчас отвечать? Все свое внимание он сосредоточил на свертке со снадобьем, точно это был младенец, от которого зависело продолжение его рода на десяток поколений. Отрешившись ото всего, он собирался перенести в свой дом эту новую жизнь в надежде обрести счастье». — (перевод с китайского Н. Федоренко; Лу Синь, собрание сочинений том 1, Гослитиздат, 1954)
Оба эти рассказа задают один и тот же вопрос: можно ли, убрав «нежелательный» элемент, спасти «желательный». Писатели отвечают — нет, в то время, как общество в большинстве случаев говорит — да.
Болезни, смерть, игры с чужими жизнями — темы крайне мрачные, и произведения, где так или иначе поднимается проблема китайской медицины, редко получаются жизнеутверждающими. Исключением можно считать роман «Комплекс Ди» франкоязычного, но от того не менее китайского писателя Дай Сы-цзе. После завершения Культурной Революции, во время которой ему пришлось немало лет провести на «перевоспитании» в деревне, Дай уехал во Францию, и в некотором смысле повторил судьбу Владимира Набокова. То есть освоил язык новой родины так, что смог на нем писать. Несмотря на легкий стиль, все книги Дай Сы-цзе полны рефлексии на тему Китая и отношений автора с ним.
Итак, в романе «Комплекс Ди» описан редкий в литературе случай победы ТКМ над современной медициной и здравым смыслом. Главный герой по фамилии Мо попадает в аварию на грузовике вместе с молодой девушкой, которая должна помочь ему в одном странном деле. Сам мужчина отделывается синяками, а вот девушка получает двойной перелом бедра. Любым способом Мо необходимо вылечить спутницу за две недели. Сначала он привозит ее в главную клинику города Чэнду, обставленную суперсовременным оборудованием из Японии и США. Седовласый светило костной хирургии, глядя на рентгеновские снимки, обещает восстановление не раньше, чем через два месяца и возможную хромоту. Такая перспектива никого не устраивает. Тогда Мо выходит на человека, который по слухам умеет сращивать кости за десять дней.
Подозрительный лекарь-отшельник выдает Мо три банки с мазями невообразимых составов и объясняет, в каком порядке делать компрессы. Однако в больнице, где лежала девушка, такую инициативу не одобрили.
«Появление на столике у постели Тропинки мази, изготовленной специалистом по пандовому дерьму, в невиннейшей, плотно закрытой таре: консервной банке, стеклянной баночке из-под варенья и флаконе, — вызвало гнев у всего медицинского персонала травматологического отделения лучшей сычуаньской больницы. Фанатики, свято веровавшие в единого бога-скальпеля, делали юной пациентке и ее опекуну Мо сначала устные, а затем и письменные предупреждения, угрожали немалым штрафом и немедленной выпиской, если они не выкинут вон сомнительное, шарлатанское, позорное, антинаучное снадобье».
Героям приходится переселиться в гостиницу и лечить перелом собственными силами. После применения первых двух банок опухоль на ноге девушки пропадает, и она чувствует улучшения внутри. Но главная сращивающая сила хранится в третьей банке.
«Тропинка хотела вытащить тугую пробку зубами, но Мо воспротивился:
— Старик сказал, что там есть порошок из высушенного желчного пузыря павлина, это самый главный компонент, но им можно отравиться, и даже до смерти. Когда-то знатные монголы и маньчжуры глотали этот порошок, чтобы покончить с собой.
— Как, ты говоришь, эта отрава называется?
— Желчный пузырь павлина.
— Красиво! У павлина все красивое, даже желчный пузырь, хоть я и не знаю, что это за штука.
— Это такой черный мешочек около печени. Ты наверняка видела, когда потрошила курицу.
— Мне нравятся павлины. Они как короли…
— Говорят, смерть от павлиньей желчи безболезненная, тихая, спокойная. Есть такой старинный стих: “Умер в звездном фонтане, раскинувшемся, точно хвост огромного павлина”». — (перевод с французского Н. Мавлевич; Дай Сы-цзе «Комплекс Ди», Иностранка, Москва, 2005)
Ядовитая мазь помогла вылечить сложный перелом без операций, долгой реабилитации и последствий. Примирило ли это чудесное исцеление героя (и автора) романа с китайской действительностью? Скорее еще больше запутало.
Вышеприведенные примеры, возможно, слишком радикальны, подогнаны под ответ или вовсе выдуманы. Безобидные наборы трав и кореньев от бессонницы, которые продаются в любой «традиционной» аптеке, конечно, не тоже самое, что поедание чужих желчных пузырей, хотя сушеные лягушки и черепашьи панцири там все еще в ходу. Кажется, что проблема, о которой пытаются сообщить писатели, — не эффективность, и даже не этичность применения ТКМ. Это попытка объяснить себе, почему Китай упорно остается самим собой, почему он не может быть «нормальным», и до какой степени нужно оставаться китайцем в современном мире.
Я, как и все заинтересованные китайской культурой, также пытаюсь объяснить себе эти вещи, но даже книги не дают ясных ответов, разве что помогают окончательно не заблудиться. Пойду пока заварю папе ягоды годжи. Говорит, от давления помогают.
Дария Остаева, проект «Китайская репродукция»
Также читайте на ЭКД: Ранние отцы — три произведения основателей современной китайской литературы