Фото: Amnesty International
Бо и Кристин Йонсоны были обычными экспатами в Китае. До тех пор пока их сын не попал в китайскую тюрьму.
Шведская семья переехала в Китай в 2007 году, Бо работал в местном представительстве Ericsson. Они жили в загородном поселке с международной школой, которую посещали их четверо детей, и были частью энергичного сообщества экспатов. «Да, это был своего рода вакуум, — говорит Бо, — но мы жили вполне обычной жизнью».
К концу 2013 года дочь Йонсонов еще училась в средней школе, а двое старших сыновей уже уехали в Швецию для поступления в университет. Родители также задумались о том, чтобы вернуться на родину.
Их младший 18-летний сын Ноак к этому времени закончил школу и поступил на курсы китайского языка в Пекинский университет. В следующем году он собирался поступать в шведский университет.
Но одна ноябрьская ночь изменила все его планы.
Его проблемы начались в вечер, когда он вместе с несколькими своими друзьями-иностранцами отправился в один из клубов университетского района Пекина. Конечно, они выпивали. Когда компания уже покидала заведение, произошел конфликт из-за сумки одной из девушек, которую, по словам Ноака, не вернули из гардероба. Произошла словесная перепалка и компанию выгнали из клуба.
Уже за пределами клуба перепалка превратилась в драку, одному из случайных участников конфликта сломали нос.
Впоследствии Ноак, который утверждал, что не участвовал в драке, оказался в полицейской машине.
В тот момент он ни о чем не переживал и надеялся, что его роль в этом происшествии быстро станет очевидной.
18-летний Ноак, едва закончив школу, испытал на себе всю тяжесть китайской судебной системы. Фото: WSJ
Но за этим последовала долгая ночь ожидания в камере. Надежды Ноака на то, что утром он сможет пойти на занятия, постепенно таяли. Ему не разрешили сделать телефонный звонок, но сообщили, что его друзья уже оповестили родителей, и они находятся в участке. Вместе с ним в камере был его товарищ из Южной Кореи.
«Тогда я все еще ничего не боялся», — рассказывает Ноак. Он предполагал, что его не имеют права держать в полицейском участке больше суток. К тому времени родители уже передали ему обед.
Позже в тот же день Ноака и его друга куда-то повезли на машине. Он посчитал, что это означает то, что их сейчас освободят.
Но вместо этого машина зеахала на территорию, огороженную высоким забором с натянутой поверху колючей проволокой.
«До этого я лишь смеялся над всей этой ситуацией. Но в тот момент мне стало страшно, я не понимал, как все могло зайти так далеко».
На новом месте двум парням выдали толстые одеяла, серые брюки и рубашки и развели по разным камерам.
Ноак попал в 6-местную камеру, где все койки уже были заняты. У входа сидели двое «дежурных» — нигериец и китаец. В камерах была введена система двухчасовых дежурств заключенных. С одной стороны это было средством поддержания порядка, с другой — способом борьбы с недостатком коек.
Нигериец рассказал, что он находится здесь уже 15 месяцев. Он попросил Ноака сменить на посту дежурного китайца. Тот сразу же заснул прямо на полу.
Ноак как смог разместился в камере. Теперь ему уже не казалось, что освобождение случится скоро. После его прибытия перевес в камере пал в сторону иностранцев: теперь их было четверо, против трех китайцев.
Через несколько дней после его помещения в тюрьму, Ноака посетили два сотрудника шведского посольства. Парень попросил их передать родителям, что он очень мерзнет в камере. Но лишь через две недели он смог получить передачу с одеялом, одеждой и книгами — все вещи тщательно проверялись.
Посольство Швеции не давало официальных комментариев об обстоятельствах дела Ноака, но там отметили, что в среднем менее 10 шведов ежегодно имеют дело с китайской судебной системой.
Следующие несколько недель в обязанности Ноака входило мытье туалета и стирка полотенец своих сокамерников.
«Я прибыл последним и был белым. Поэтому я был низшим по рангу», — рассказывает Ноак.
Еда в тюрьме была не особо аппетитной. Два раза в день в камеру доставляли ведро с пищей. Обычно это был соевый бульон с несколькими овощами. Раз в неделю давали рис. Больше всего здесь любили яичницу с томатами, которая тоже была раз в неделю.
Отец Ноака — Бо Йонсон, говорит, что самым тяжелым было отсутствие возможности поговорить и увидеться с сыном.
«Поначалу, особенно в первые недели после того, как Ноак попал в тюрьму, я был словно в трансе и не мог работать. Лишь после того, как я договорился с адвокатом, я смог немного успокоиться. Но и тогда я чувствовал себя ужасно».
Сама тюрьма — Пекинский изолятор временного содержания №1 — находится недалеко от аэропорта, на восточной окраине города. По словам Сьюзан Файндер, юриста из Гонконга, эта тюрьма считается «первоклассной» и поэтому в ней разрешено содержать иностранцев.
Ноак и его сокамерник из Пакистана даже придумали игру: во время ежедневных прогулок на свежем воздухе, они пытались угадать, самолет какой авиакомпании сейчас пролетает в небе.
«Конечно, я думал, что скоро выйду оттуда».
По ночам он надевал на лицо самодельную маску и с головой накрывался одеялом. Так он мог укрыться от света, который всегда был включен в камере. «В эти моменты я очень скучал по своей семье, а мысли о будущем пугали меня. Я ужасно себя чувствовал и много плакал, пытаясь заснуть».
В канун Рождества Ноака посетила адвокат с письмом от семьи. Ей запретили оставлять его, можно было только прочитать вслух. Тогда Ноак впервые получил новости от своих родных.
Двое его старших братьев приехали в Пекин на время каникул. «Было трудно думать о том, что все кроме меня собрались вместе».
Из бумаг, которые Ноак подписывал при поступлении в тюрьму, он запомнил одну дату — 29 декабря. Он возлагал все надежды на этот день и верил, что тогда его и выпустят.
В указанную дату он весь день с нетерпением ждал, когда по громкой связи объявят его имя. И ближе к вечеру это случилось.
После месяца, проведенного в тюрьме, он вышел на свободу. Свои вещи Ноак раздал сокамерникам. На выходе из тюрьмы его ждали отец, старший брат Лукас и мать его южнокорейского друга, которого тоже выпустили сегодня.
Но на этом все не закончилось.
Документы Ноака остались у властей. Прокурор несколько раз вызывал его на допросы. Хотя Ноак довольно хорошо знает китайский, он попросил предоставить англоязычного переводчика, чтобы было больше времени на обдумывание ответов.
Прокуратура делала запросы о предоставлении дополнительной информации в полицию, для того чтобы определить, нужно ли передавать дело в суд. Как Ноак понял, его хотели обвинить в «нарушении общественного правопорядка».
По словам Ноака, полицейские хотели вызвать на допрос и других иностранцев, находившихся в клубе в тот день, но некоторые из них уже закончили свое обучение и уехали из Китая.
Как рассказал Бо Йонсон, сумка, из-за которой началась перепалка, была возвращена хозяйке работниками заведения уже на следующий день. А менеджер клуба и вовсе заявила, что ничего не знает о какой-либо драке, случившейся рядом с клубом.
По совету адвоката, родители Ноака связались с человеком, которому их сын предположительно сломал нос, и уладили с ним все разногласия финансовым путем. В своем письме прокурору этот человек заявил, что получил свое ранение в результате драки с другим иностранцем, а Ноак просто пытался их разнять.
Но и на этом дело Ноака не было закрыто, хотя вероятность предстать перед судом стала значительно меньше. Учитывая крайне низкий показатель оправдательных приговоров в Китае, тюремное заключение было вполне реальной перспективой в случае суда.
«Я заставлял себя не думать об этом», — говорит Ноак.
Тянулись дни и недели. Студенческая виза Ноака закончилась, теперь он находился в стране на нелегальном положении, но и уехать из Китая он не мог.
Адвокат рассказала парню, что в прокуратуре считают, что он попал под «дурное влияние», и предложила ему написать обращение, в котором он бы раскаялся в том, что совершил. Ноак неохотно написал письмо, в котором он заявил, что сожалеет о том, что стал участником инцидента, в котором пострадал человек.
Пытаясь снискать снисхождение прокурора, адвокат добавила несколько предложений о том, что Ноак любит Китай и китайскую культуру.
Йонсоны с надеждой на то, что вся ситуация скоро разрешится, приняли решение уехать из Китая к лету 2014 года. К тому времени Ноак уже поступил на курс инженерной физики в Уппсальский университет. Но недели ожидания превратились в месяцы.
В июле мама и сестра Ноака все-таки вернулись в Швецию. Отец остался в Китае, надеясь уехать вместе с сыном.
Но за несколько дней до начала учебного года, не имея никаких новостей из прокуратуры, Ноак решил отказаться от места в шведском университете.
«Это было трудное решение, но я знал, что мне понадобится не меньше года для того, чтобы начать новую жизнь».
Через некоторое время, отец вернулся в Швецию, а Ноак переехал жить к друзьям семьи. Он проводил дни, занимаясь учебой и играя в регби в своей старой школе — Западной Академии Пекина.
Ноак сразу после получения известия о закрытии его дела. Фото: WSJ
Мама Ноака вернулась в Пекин в октябре. Несколько недель спустя наступил день долгожданного освобождения. Им объявили, что дело было закрыто.
Управление прокуратуры района Хайдянь отказалось давать какие-либо комментарии относительно обстоятельств дела.
Все дела с бумагами были быстро улажены — Ноак получил свой паспорт и возобновил визу.
19 ноября он сел в самолет до Швеции. В аэропорту Стокгольма его ждали шампанское, семья и друзья. Сделанное в аэропорту фото Ноака, окруженного сине-желтыми воздушными шарами, собрало 357 «лайков» в Facebook, многие из них — от пекинских экспатов, которые все это время следили за его историей.
Три месяца спустя Ноак поступил на курс математики и компьютерного программирования в Стокгольмском университете.
Ноак сразу после возвращения в Швецию. Фото: WSJ
Конечно, он обсуждал со своими друзьями свою историю, но старается не распространяться о том, что с ним произошло среди своих новых знакомых: «Я не знаю почему. Наверное, просто не хочу привлекать к себе внимание».
Свой опыт Ноак считает несправедливостью, которую ему пришлось преодолеть. Но по его словам, он хочет вернуться в Китай снова, чтобы увидеть его прогресс и улучшение положения прав человека.
Кристин — мама Ноака, говорит, что они много обсуждали то, что произошло с ним и решили, что все это не должно омрачать годы проведенные в Китае.
«Ведь иначе целые семь лет превратятся в ничто».
Оригинал публикации: A Bar Tussle Ends in a Beijing Jail: A Young Expat’s Story
Перевел Максим Гарбарт
